Академическая свобода и представители интеллигенции в Китае

Куянг Жа

Куянг Жа - ассистент профессора факультета образования, Университет «York», Торонто, Канада.

Е-мейл:qzha@edu.yorku.ca

Академическая свобода в Китае всегда была проблематичной. Недавний академический кризис честности в стенах университетов и государственное вмешательство опять подняли на поверхность эту проблему. Начиная с 2002 года Министерство образования Китая приняло серию политических мер, нацеленных на борьбу с коррупцией в университетах. Совсем недавно, в марте 2009 года, оно установило строгие санкции за академические нарушения. Тогда каков же статус-кво академической свободы в китайских университетах? Для ответа на данный вопрос необходимо вернуться к интеллектуальным традициям конфуцианства, по которым взаимоотношения между преподавателями и государством представлялись в несколько ином свете, чем на Западе. Данная статья начинается с рассмотрения исторического аспекта академической свободы в Китае, далее следует рассмотрение траектории эволюции данного явления за последний век, что может способствовать выяснению причин коррупции среди современных студентов китайских университетов.

Единство знаний и действий

В отличие от западных традиций, когда студенты верили в силу слов и стремились стать представителями интеллигенции, участвуя в дебатах, традиции конфуцианства побуждали студентов реализовывать свои идеалы через поступки и прямую ответственность за управление государством. Лучше всего данная традиция толковалась конфуцианскими канонами знаний и императорской экзаменационной системой, которая для занятия должностей школьных чиновников предпочитала выбирать представителей интеллигенции. Знания воспринимались не как средство понимания мира, а как способ изменить его, предполагалось, что ученики будут «развивать самих себя, стоять во главе семьи, управлять страной и обеспечат стабильность всему миру». Однозначно, что, будучи должностными лицами учебных заведений, они стремились объединить знания и действия. Вместо того чтобы воспринимать себя как независимых общественных критиков, они видят себя сбалансированной государственной и интеллектуальной властью, которая ответственна за такое «приручение» правителя, после которого он станет «правителем-философом». Даже в неизбежных случаях цинизма и коррупции преподаватели учебных заведений не ограничивали конфуцианских учеников в свободе мышления. Чаще всего они воспринимались как «железная» поддержка социальной справедливости и морали.

Век взлетов и падений

Упразднение в 1905 году императорской экзаменационной системы привело к формированию независимого класса интеллигенции. Во время 4-го Движения в мае 1919 года, называемого также Китайским просвещением, была отвергнута традиция конфуцианства, и характерными чертами китайского научного сообщества стали радикализм и прагматизм. Первый привел к революционном протестам, а второй выразился в растущем цинизме среди китайских студентов. С тех пор китайские учебные заведения колеблются между этими крайностями. 4-е майское Движение явилось свидетельством того, что Китай нуждается в радикальной интеллигенции, большинство из которых позже присоединились к Китайской коммунистической партии и способствовали формированию Китайской Народной Республики в 1949 году. Спустя восемь лет, в 1957 году, когда на XX съезде советской Коммунистической партии Хрущев разоблачил Сталина, представители китайской интеллигенции приняли активное участие в движении «Пусть расцветают сто цветов» (Hundred Flowers Campaign), считая, что новое китайское правительство должно принимать критику и «править демократично». Мао Цзэдун видел в этом нарушение здоровой критики и создал Антиреакционерное движение. Большое число интеллигентов, работающих в университетах, были названы «реакционерами» и отправлены в ссылку.

Деятельность Антиреакционерного движения привела к тому, что представители китайской интеллигенции стали считать себя объектами преследования и подавления. Они оставались преимущественно безгласными с конца 1950-х до конца 1970-х годов, а некоторые из них стали циничными в своих высказываниях. Это все способствовало таким бедствиям, как великий голод в начале 1960-х годов и Культурная революция 1966-1976-х годов. Когда Дэн Сяо-Пин провел серию экономических реформ, которые привели к постепенному внедрению рыночной экономики, китайское правительство обнаружило, что оно само ищет способы разрешения разногласий, возникших из-за его новой и противоречивой политики. Во имя «уважения знаний и таланта» интеллигенцию вновь призывали активно способствовать реформированию. Раздраженные экономической отсталостью Китая и ультралевыми идеями Культурной революции, большинство представителей китайской интеллигенции в 1980-х годах разделили твердую приверженность идее стремления к свободе и демократии. Таким образом, 1980-е годы являются второй эрой просвещения, характерной чертой которой стало бытующее среди преподавательского состава мнение о том, что реформы были недостаточно результативными. Видя либерализацию политики, которая проводилась под эгидой «гласности» Горбачева, они надеялись на то, что подобная реформа может произойти и в Китае. Все это завершилось 4-м Инцидентом в июне 1989 года.

Оставляя позади в 1980-х годах идеалистов и энтузиастов, представители китайской интеллигенции провели преобразование, схожее с тем, которое сделали их западные коллеги после 1968 года: установили разницу между реформаторами интеллигенции и научными работниками. Лишь небольшая часть осталась либеральной интеллигенцией, а большинство вернулось обратно в университеты со стремлением к знаниям и научным исканиям для них самих. В настоящее время представители китайской интеллигенции на разных уровнях действительно содействуют преобразованию политики путем профессиональных консультаций, но теперь они редко выступают в роли общественных критиков или активистов. Они приняли позицию «конструктивной критики» и не всегда отражают радикальную приверженность либеральных представителей интеллигенции. Как только западная идея академической свободы и прямой критики правительства стала терять свою привлекательность, все больше и больше студентов китайских университетов отдали свое предпочтение «конструктивной критике», объясняя это стремлением к экономическому успеху Китая.

Китайские студенты и коррупция в университетах

Китай очень быстро изменился после 1992 года, что заставило некоторых студентов волноваться. Вместе с увеличением благосостояния рыночная экономика также содействовала прагматизму и одностороннему упору на накопление материальных богатств. Студенты обнаружили, что их элитная культура заменилась светской. Некоторых из них привлекли различные «кратчайшие пути» к власти и влиянию, особенно после того, как их университетская честность потеряла свои идеологические опоры, а взял верх прагматизм. Даже в лучших университетах стал широко распространен плагиат. Недавняя статья исследователей Университета «Zhejing» (одного из ведущих вузов Китая), опубликованная в печатном издании «Science» (16 марта 2009 года) и посвященная плагиату, обратила внимание на проблему университетской честности и на тот факт, что этот вопрос сейчас привлекает внимание международной общественности. Все это подтверждает повсеместное убеждение в том, что коррупция в Китае уже вышла за пределы властных кругов и проникла в научную сферу. В октябре 2009 года, когда правительство Китая праздновало шестидесятую годовщину основания Китайской Народной Республики и объявило о том, что университеты Китая теперь занимают пятое место в мире по объему научно-исследовательской работы, который рассчитывался по количеству научных публикаций, сразу же последовала критика как внутри страны, так и извне, которая ссылалась как на увеличившийся плагиат, так и на падающую академическую честность.

Осознавая, что коррупция в учебных заведениях может подвергнуть опасности амбиции Китая по созданию университетов мирового уровня, правительство решило вмешаться. Если раньше правительство привыкло видеть академическую свободу только как препятствие, то теперь она должна стать «сторожевым псом» академической честности студентов университетов. В любом государстве приходит такая пора, когда оно остро нуждается в представителях интеллигенции, которые обладают самодисциплиной и сдержанностью. И Китай не является исключением, китайские студенты даже, может, более уязвимы, что вызвано характером политического режима и непостоянными учебными традициями конфуцианства. До тех пор, пока китайские студенты не начнут нести взаимную ответственность, они не смогут обладать автономным правом и академической свободой, которая была частью западных традиций. Хотя классиков конфуцианства и вводят сейчас в учебный план, все же остается неясным, приведет ли это к возрождению китайской традиции, когда власть находится в руках интеллигенции и именно ее представители несут бремя социальной ответственности.